=AMAGNUM_LJ=

Действие происходит в альтернативной реальности, придуманной коллегой Палтусом. Очень краткое содержание, потому что это надо читать:

Германская Империя выиграла Первую Мировую Войну. Не было Версаля, не было Веймарской республики, не было нацистов и фюрера. Но в этом мире появились другие "униженные и оскорбленные" - Британия, во главе которой стоит лорд-протектор Освальд Мосли; "Новая Римская Империя" с неизменным Бенито Муссолини; и Франция, где правит интереснейший человек и величайший диктатор...

"Величайший диктатор" на Самиздате.

И мое творчество, посвященное этому альтернативному миру:

"Лорд-Протектор" (английские главы):

Эпизоды 1-3.

Эпизод 4. White Man's burden.

Эпизод 5 часть 1. Моя дорогая Уина.

Эпизод 5 часть 2. Спасение рядового Коннери.

( _ )

"Мой друг Бенито Муссолини" (итальянские главы):

1. Война, в которой мы победим.

2. На перевале Бреннеро.

3. Цена нашей империи.

4. Урожай 1968 года.

5. Третий Рим, самый прекрасный город на Земле


-------------------------
Постоянная ссылка на оглавление.

- Делайте ваши ставки, дамы и господа! - объявил крупье.

Крупье был жулик, но это была единственная игра в городе, и поэтому Томас послушно сделал ставку.

- Красное выиграло! - объявил крупье несколько секунд спустя.

"Хороший знак", - подумал Томас и собрал свой выигрыш. Машинально потянулся за портсигаром, но движение это отозвалось болью в горле, поэтому портсигар так и остался нераскрытым. Обернулся, собирался щелкнуть пальцами, но патрулировавший окрестности официант не стал дожидаться приглашающего жеста:

- Что пожелает месье? Могу предложить Dom Perignon 59-го года.

- Годится, - согласно кивнул Томас.

- Звучит как издевательство, - проворчал пожилой бразилец, сидевший рядом с ним. - Он забыл добавить - "из лучших калифорнийских сортов"! С тех пор как проклятые жаннеристы разрушили французское виноделие...

- В таком мире мы живем, - развел руками Томас.
( Read more... )

* * * * *


- Дедушка, - сказала в тот день маленькая Алессандра, - эта противная Бьянка снова отобрала у меня куклу! Ты не мог бы ее расстрелять?!

Дуче не ответил. Он никогда не принимал поспешных и необдуманных решений, даже под давлением тяжелых обстоятельств. Быть может, именно поэтому мы всегда уважали нашего Дуче.

- А этот мерзавец Луиджи, - продолжала Алессандра, - он опять написал в моей тетрадке неприличные слова! Я думаю, мы должны сослать его в Африку, к неграм и людоедам!

Дуче снова промолчал. Я прекрасно понимал его. Ему - как и всем нам - было неприятно вспоминать про Африку.

Еx Africa semper aliquid novi, говорили наши римские предки, но слова эти приобрели совсем новый и особый, зловещий смысл в годы правления Дуче. Из Африки постоянно приходили свежие новости.

Одна хуже другой.

Так было и в тот далекий день, почти двадцать пять лет назад, когда Дуче решил самолично отправиться в Африку и оценить масштабы катастрофы собственными глазами. И мы все отправились вслед за ним - и я, и Руди Грациани, и Бальбо, и, конечно же, Джованни Фальконе. И все остальные тоже.

Каким-то чудом нашему эскорту удалось пробиться к самой линии фронта. Лучше бы мы этого не делали. Лучше бы мы ослепли днем раньше, чтобы никогда этого не видеть.

Тогда, на пыльной миланской дороге, где наши солдаты расстреляли безумного австрийца, мы поняли, что такое позор. Сегодня мы узнали, что такое война.

Обширное плоскогорье, на границе которого мы теперь стояли, от самых носков наших ботинок и до белоснежных вершин, выглядывающих из-за линии горизонта, представляло из себя огромное, титаническое поле битвы. Мертвое поле, усеянное бесчисленным множеством трупов и обломками боевых машин.

Дуче приблизился к одной из них. Мы последовали за ним. По-моему, это была старая "аутоблинда". Она лежала на равнине вверх колесами, словно гигантская черепаха, перевернутая могучей лапой неведомого хищника. Сорванные крышки люков и колпаки колес, будто обломки панциря, были разбросаны вокруг нее. Но самой поразительной деталью этой картины была тонкая и длинная оперенная стрела, торчавшая из покореженного пулеметного ствола по правому борту. Оружие из античных времен, поразившее современный броневик - воистину фантастическая картина, достойная кисти безумного Карло Бискаретти. От нее веяло чем-то запредельным и потусторонним.

- Как это могло произойти? - неожиданно для всех спросил Дуче.

Он никогда не переставал удивлять нас. Он всегда опережал нас на шаг. Мы еще только собирались с мыслями, а он уже задавал вопросы. Возможно, именно поэтому он и стал нашим Дуче.

- Как это могло произойти? - повторил Дуче.

Мы не знали, что ему ответить. Никто из нас не мог понять, как примитивная стрела чернокожего дикаря могла подбить бронированную боевую машину. Ответ на этот вопрос лежал далеко за пределами человеческого сознания.

- Как это могло произойти? - продолжал Дуче. - Тогда - австрийцы, сегодня - эфиопы. Почему мы снова потерпели поражение?!

Ему снова удалось нас удивить! Многие из нас на какое-то время потеряли дар речи, пораженные его неожиданным вопросом! Оказывается, он вел речь вовсе не о сгоревшей "аутоблинде"! Оказывается, он имел в виду совсем другое!!!

- Почему? - вопрошал Дуче. - Почему мы снова разбиты и проигрываем войну? Как такое могло случиться?

"И в самом деле - почему?", - спросил я себя тогда, и продолжаю спрашивать сейчас. Почему страны и народы пригрывают войны? Почему армии терпят поражения? Я не мог прочесть мысли своих товарищей, но по их напряженным лицам я понимал - они думают о том же, что я. Они ищут ответы на вопросы, заданные Дуче. Ищут и не могут найти. Многие из нас не нашли этих ответов и по сей день.

- Почему итальянцы, мои славные, мои любимые, мои прекрасные итальянцы, отказываются сражаться, отступают, бросают оружие и даже сдаются в плен?! - в сердцах воскликнул Дуче.

Я и сегодня холодею до самого мозга костей, когда представляю, чем мог завершиться в тот страшный день этот неприятный и тяжелый для всех нас разговор. Я вздрагиваю среди бела дня; я просыпаюсь среди ночи в холодном поту, вглядываюсь в темноту, и пытаюсь разглядеть приходящих демонов. Я не знаю, какая судьба могла нас постигнуть, и не хочу знать. Потому что нам на помощь снова пришел Джованни Фальконе.

Он всегда был самым храбрым, самым умным, самым лучшим из нас, наш Джованни Фальконе. Самым лучшим, если не считать самого Дуче. Запомните это имя. История не знала и уже никогда не узнает сослагательного наклонения, но если бы ваш Дуче не носил имя Бенито Муссолини, его бы звали Джованни Фальконе.

- Тебе достался отличный народ, Дуче, - сказал тогда Джованни Фальконе. - Самый лучший, какой только можно было представить. Ты не можешь, просто не имеешь права роптать на судьбу. Прекрасный народ, Дуче. Мудрый и дальновидный.

- Что ты хочешь этим сказать?! - воскликнул потрясенный Дуче.

Мы не часто видели его таким. Мы привыкли видеть его сдержанным, хладнокровным и не способным ничему удивляться. Железным человеком, ведущим стальной корабль Италии. Одним словом, нашим Дуче.

- Мудрый и дальновидный народ, - повторил Джованни Фальконе. - Народ, который спросил себя - "За что мы сражаемся?" - и не нашел ответа. За что мы сражаемся, Дуче?

- За что мы сражаемся? - словно эхо повторил Дуче.

Мне стало по-настоящему страшно, когда я услышал эти слова из его уст. Слова, которые ясно и четко завершались вопросительным знаком. Символом того, что Дуче не знает ответа. Быть может, впервые за все эти годы.

- За что мы сражаемся? - продолжал Джованни Фальконе. - За нашу страну? За родную землю? За наши дома? За наши семьи? За наших детей, жен, матерей, братьев и сестер? За это ли мы сражаемся? Разве в нашу страну пришел жестокий и опасный враг? Разве нашим домам грозят огонь и разрушение? Разве нашим родным и близким грозят рабство или смерть? Разве за это мы сражаемся? Нет! Мы призваны сражаться за острова в далеких океанах. Мы призваны сражаться за колонии на чужих материках. Мы призваны сражаться за красивые и пустые слова - "Честь, Доблесть, Слава, Империя, Фашизм" - смысл которых давно и прочно позабыли или отказываемся понимать.

- Доблесть, Империя, Фашизм... - машинально повторил Дуче и снова замолчал.

- Но прежде всего мы призваны сражаться за красивый и аккуратно оформленный "Политический Атлас Мира", торгового дома "Barnes & Noble", издание 17-е, переработанное и дополненное, 286 страниц, формат А-5, отпечатано в Лондоне, 11 фунтов и 99 пенсов -- в котором наша Великая Новая Римская Империя будет красоваться сразу на двух разворотах!!! "Вот за что мы сражаемся!" - поняли итальянцы, и тут же спросили себя - "Стоит ли за это сражаться? Стоит ли за это проливать кровь? Стоит ли хоронить боевых товарищей?!"

Дуче не ответил. Он смотрел вдаль, на белоснежные горы Африканского Рога, на горы трупов, на сгоревшие боевые машины, смотрел - и молчал. Молчали и мы все. И только Джованни Фальконе продолжал говорить.

- Спроси меня, какова будет цена войны, - воскликнул Джованни, - и я отвечу -- одиннадцать фунтов и девяносто девять пенсов! Спроси меня, какова будет цена победы, и я отвечу -- одиннадцать фунтов и девяносто девять пенсов! Спроси меня, какова будет цена Империи, и я отвечу - ровно восемь фунтов, со скидкой, по случаю рождественской распродажи!!! Вот почему итальянцы отступают. Позволь им понять правоту нашего дела - и они встанут железной стеной на пути у любого врага. Покажи им цель - и они будут драться, как настоящие мужчины, как свирепые львы! Но они не чувствуют правоты нашего дела. Они не видят цель. Они видят только ценник - 11,99. Вот почему итальянцы не желают сражаться.


...Он всегда был самым умным из нас, Джованни Фальконе. Возможно, именно поэтому самолет, на котором он возвращался в Италию, потерял управление и навсегда растворился в бурных и соленых волнах Mare Nostrum.

А двадцать пять лет спустя маленькая Алессандра была наказана и осталась без ужина. И это стало началом конца. Конца для всех нас, нашего дела и нашего Дуче.

И нашей Империи, цена которой - восемь фунтов, со скидкой, по случаю рождественской распродажи.

Постоянная ссылка на оглавление.

Эпизод 4.

Адмирал Глен Тьюсбери спокойно делал свою работу.

Его маленькая эскадра вот уже несколько дней подряд торчала на рейде Кенигсберга, где занималась разоружением скопившихся здесь остатков германского флота. Работа оказалась непыльной, немцы сотрудничали и проблем не создавали.

- Я не стану вам лгать, - сказал один из германских капитанов, - мне это совсем не нравится, но я получил приказ кайзера - и я его выполню.

Другой капитан, горячий тиролец, неведомыми путями занесенный на Балтику, был более откровенен:

- Будь на вашем месте лягушатники, герр адмирал, мы бы постарались попортить им крови. А с вами, так и быть, мы будем работать. На вас мы зла не держим. Вот лягушатники...

Где-то в глубине души адмирал Тьюсбери был с ним согласен. Ибо французский наблюдатель, капитан Пуассон, успел попортить немало крови ему самому.
( Read more... )

В тот день дуче сказал мне:

- Сегодня мы вступаем в войну, в которой победим.

Я не знал, что ему ответить. Война? Сейчас?

- Ты знаешь, я всегда верил, что этот день придет, - продолжал дуче. - Я в этом никогда не сомневался. Само провидение дает нам уникальный шанс, и мы совершим великий грех, если им не воспользуемся.

Признаться, я бы немало удивлен. Дуче всегда был готов говорить о политических концепциях, исторических силах, человеческой воле и даже о преходящей и частичной реальности. Иногда он поминал тот или иной предательский нож, вонзенный в тело многострадальной, но великой Италии. Но провидение? грех? Что это за поповские словечки? Дуче никогда не был религиозен. Не будь он самим дуче, я бы спросил его: "Где ты набрался этих слов?"

Но он был дуче, и поэтому я промолчал.

- Время пришло, - сказал дуче. - Пришло время вернуть то, что принадлежит нам по праву. Или мы напрасно проливали кровь при Изонцо?

Я скромно промолчал. Я был слишком молод, чтобы проливать кровь при Изонцо. Но я знал, что дуче гордится своими ранами, полученными на берегах этой страшной реки. Гордится, как старый воин гордится своими трофеями и орденами.

- Сегодня я снова говорил по телефону с Жаннере и Мосли, - поведал мне дуче.

Теперь я понимаю, почему мы всегда уважали дуче. Он был не такой, как другие вожди, его современники. Он всегда твердо знал, когда следует остановиться и перейти от возвышенных слов к земным делам.

- Французы и англичане будут рады принять от нас помощь. Они ждут нашего выступления, - заявил дуче.

Эти слова заставили меня крепко задуматься. Готовы ли мы? Наша армия сильна, как никогда прежде; наши солдаты полны энтузиазма и рвутся в бой. Но готовы ли мы?... Из глубин памяти поднялись колонки цифр, которые так хорошо знакомы любому полководцу, но которые вы никогда не увидите на батальных полотнах. Запасы топлива, боеприпасы, амортизация танков по итогам последних маневров...

- Я велел графу Чиано подготовить ноту для передачи германскому послу, - добавил дуче. - И австрийскому. Я собираюсь лично вручить их.

Я промолчал.

- Я хочу, чтобы ты присутствовал при этом, - сказал дуче.

Я снова не нашелся, что ответить.

- Сегодня великий день, - продолжал дуче. - День нашего триумфа, нашего величия, нашей победы. Сегодня Италия подни... - дуче резко оборвал себя, и я не могу судить его за это. - Сегодня Италия возродится. Сегодня возродится Великая Римская Империя. Римская слава, римская доблесть, римское могущество! Сегодня весь мир снова услышит тяжелую поступь непобедимых римских легионов!

Я и сейчас помню переполнявший его восторг.

- Вот почему я хочу, чтобы ты был рядом со мной, - повернулся ко мне дуче. - Ты не должен пропустить ни единой минуты этого великого дня. Из всех людей, что окружают меня, только ты сможешь добросовестно описать этот день и рассказать о нем грядущим поколениям. Этот первый день - и другие дни Великой Войны.

И поэтому я все время оставался рядом с ним, не отходя ни на шаг. И в тот день, и в последующие. До самого конца.

Приключения темного злодея Джеймса Хеллборна обязательно, обязательно продолжатся! Продажная муза отдалась на полную катушку. Новые главы в самые ближайшие дни. А до тех пор несколько черновых отрывков из другого проекта, может быть даже грядущего.



Сэр Освальд Эрнальд Мосли (1896—1980) — был британским офицером, джентельменом, фашистом, антисемитом и русофобом. Но, в отличие от целого ряда своих современников, он совершенно ничего не сумел натворить. Только много шума из ничего. Умри, Шекспир - лучше не скажешь.

Мы никогда не узнаем, каких высот и глубин он мог достичь в альтернативных мирах, но мы всегда можем фантазировать.

P.S. Несколько дней назад я наткнулся на уникального в своей тупости "критика". Перефразируя известный анекдот, на конкурсе тупых критиков он не займет даже второе место. Разве что триста девятнадцатое. Эпиграф специально для него, от великого Стивена Майкла Стирлинга:

"There is a technical term for someone who confuses the opinions of a character in a book with those of the author. That term is 'idiot'."


* * * * *


Эпизод Первый


- Это будет священная война, леди и джентельмены, справедливая война! Снова, как и четверть века назад, тевтонские орды угрожают европейской цивилизации! И не только они - спонсируемые еврейскими банкирами славянские варвары готовы затопить весь материк! Мы обязаны прийти на помощь нашим французским братьям по оружию. Наше братство, скрепленное кровью в окопах Великой войны, не может не выдержать испытания на прочность! И пусть мы проиграли в тот раз - но в этот раз мы победим! Мы не можем не победить! Мы через многое прошли, мы постарались исправить свои ошибки, мы избавились от еврейских предателей, нанесших нам удар в спину в те тяжелые годы! Мы победим! V for Victory! - и лорд-протектор показал своим слушателям два пальца.
( Read more... )